Последние
премьеры:
 Шагреневая кожа  Вишневый сад. Премьера!   Летучий корабль.  Бременские музыканты  Гроза  Снегурушка Касса театра тел.:

8 (928) 964-39-39

Новошахтинск
ул. Садовая, 31
  Пресса: СОПОВЫ И Ко  

«« Перейти в раздел "Пресса"

СОПОВЫ И КО 

Компания эта жизнерадостная и увлеченная. Складывалась она поначалу из студентов и преподавателей Новошахтинского филиала Ростовского госуниверситета. Самих Соповых сегодня пятеро: Светлана – художественный руководитель городского театра; Юрий, ее муж – главный художник; Михаил и Ольга, дети; Александра, жена  Михаила – все трое артисты. Хотя Светлана – первое лицо, Юрий – равная ей театральная фигура. Он не только оформляет все спектакли и нередко играет в них, но и несет на своих плечах немалую организационную ношу и тихо, без суеты и шума (поскольку соответствующих цехов нет) делает любую техническую работу: строгает, сколачивает, перетаскивает…

Город Новошахтинск стоит не в центре цивилизации, социальных проблем – полный набор: закрытые шахты, криминогенная обстановка, жесткая борьба за власть. Только театра тут и не хватало.

А может, его как раз и не хватало. Сказать, что о театре в Новошахтинске не слыхивали, было бы неправдой, поскольку народный театр во главе с профессиональным режиссером Александром Трофимовичем Сутягиным в городе работал с 1954-го года. Базировался в клубе шахты "Западная", и приходило сюда столько народа, что решением городского Совета народных депутатов (все-таки как быстро выветрились из всеобщей памяти эти названия, которым, казалось, "сносу" нет!) театр перевели в центр, во Дворец культуры шахты имени Ленина, чтобы добираться сюда было попроще.

Светлана Сопова играла в этом театре, а потом стала там режиссером, но это была мечта-минимум. Максимум заключался в яростном стремлении выйти за рамки любительского искусства. То неслыханное упорство, с которым позже Светлана и ее сподвижники стали очищать от завалов, затопления и разорения старый кинотеатр, помножилось на неожиданный энтузиазм горожан, потянувшихся к погибшему зданию. Собственно, для Светланы он вовсе не был неожиданным. Более того, она на него очень рассчитывала – как всем вокруг казалось, несколько беспочвенно и безосновательно (мягко говоря). Все-таки одно дело – самодеятельный театр, другое – профессиональный. Постановочная часть, труппа, техника, организация зрителей, финансы, наконец – все требовало совсем иного уровня.

Для начала ушли в свободное плавание, попробовали стать коммерческой организацией (это были первые годы перестройки, предприятия оказались уже не в силах содержать свои социальные структуры, но шахта имени Ленина держалась, став учредителем театра вместе с "Кредобанком"). Так просуществовали пять лет и поняли, что "горючее" заканчивается, коммерческая узкоколейка обрывается, и надо бы перейти на муниципальные рельсы.

Предприятие было стопроцентно фантастическим, но мощный союзник ему нашелся. Тоже, наверно, из разряда мечтателей – тогдашний мэр города Виктор Александрович Солнцев. Он и передал амбициозной молодежи никчемушное помещение, официально закрепив его за театром. Вчерашний самодеятельный театр стал муниципальным. Финансирование же при этом – с гулькин нос. А где его было брать? Экономика рушилась, шахты закрывались.

На обращения в Москву Светлана получала неизменный ответ: "Это дело муниципалитета". А город-то был уже дотационный – каких дел ожидать? И, наконец, на областном совещании работников культуры Светлана Сопова встает и обращается к губернатору Чубу: "Три шахтерских города: Красный Сулин,  Гуково и Новошахтинск – разве не стоят того, чтобы иметь профессиональный театр?" – "Договорились!" – мгновенно отреагировал губернатор. Это было первым чудом: не на следующий день, но театр включили в бюджет области.

А город переживал тяжелые времена. После трагедии на шахте "Западной", когда постепенно затопило все до единой и все закрылись, безработица в Новошахтинске превысила среднероссийскую, смертность была в три раза выше рождаемости, криминогенность – тревожная. И все же бросились горожане возводить свой театр. В полуразрушенное, полузатопленное здание с истлевшими полами и украденной проводкой, когда-то бывшее кинотеатром, а теперь оказавшееся пристанищем бомжей, одни организации провели электричество, другие наладили отопление, третьи штукатурили, четвертые монтировали сцену. Кто дал 50 метров труб, кто – 20, батареи продали за полцены. А столичные театры передали нарождающемуся театру кулисы, костюмы, реквизит… Это было второе чудо.

Еще перед явлением чудес Светлана повторяла как заклинание: "Я очень люблю свой город" – как-то нелогично, в стык со словами о безработице, смертности, криминогенности. Потом поясняла: "Люди у нас удивительные. Духом сильные. Такие аварии, какая у нас случилась на шахте "Западной", в 99 процентах случаев кончаются трагедией, гибелью людей. У нас почти все выжили. Не только потому, что вся область тут же пришла на помощь, но и потому, что сами горняки за три дня сумели совершить уникальную проходку и дали о себе знать, пойдя навстречу спасателям".

"В городе всегда был культ шахтера – не так ли?"

"Люди гордились своими родными, которые работали в забое. Шахтер – значит высокая зарплата, хороший дом, возможность учить детей в престижных вузах. Для нас, школьников, было честью преподносить горнякам цветы, когда они поднимались наверх после смены. И вдруг все рухнуло. Почти год без зарплаты. А ведь шахтеры – люди трудовые; ни торговать, ни воровать не умеют. Стали они в строительных бригадах уезжать на заработки. Семьи оказались разрозненными.

Но люди выстояли. Это была эпоха Солнцева в Новошахтинске – с 1992-го года по 2005-й - самая сложная. Виктор Александрович возглавил ассоциацию шахтерских городов России и тем, кто хотел стать предпринимателями, всячески помогал – обучением в бизнес-клубе, льготными кредитами. Семь лет пробивали идею нефтеперерабатывающего завода, и через месяц после ухода Солнцева с поста мэра завод начали строить".

И в эти времена, с ощущением неясного завтрашнего дня, новошахтинцы потянулись к театру. В стране они закрывались, а у нас открылся. Он стал нематериальной формой социальной защиты населения от смуты и нестабильности.

"История знает случаи особой потребности людей в искусстве, когда до него, кажется, и дела не должно быть".

"Это и был наш случай. А помните, в один из минифестов приехали артисты из Грузии…"

"…на военном самолете".

"Я этого не знала. Помню только: артисты рассказывали, что во время военных действий в Тбилиси играли по три спектакля в день, и люди заполняли зал до отказа, приходили с фонариками (света не было) и одеялами (в помещении не топили).

Мы хотели стать островком любви в жестоком мире. Хотели, чтобы людям в нашем театре было хорошо: и тем, кто на сцене, и тем, кто в зрительном зале. И тяга к профессии была серьезной. Включение в областной бюджет придало нам сил".

Событие было единичным; так на свете не бывает, чтобы сначала дали статус, а потом разрешили его завоевывать и оправдывать. У театра оказался свой путь, и, хотя он принят в семью государственных донских и (естественно, российских) театров, я его помещаю среди "других", поскольку он одной "ногой" еще стоит на любительском поле, а второй – вышагивает в сторону профессии. Речь идет не только о приобретении сценического опыта, но и об учебе без отрыва от "боя": в Ростовской консерватории имени С.В.Рахманинова, в Ярославском театральном институте. И пока эта книга дописывалась, ранее достигнутая с институтом договоренность о семи местах для актеров Новошахтинского театра подтвердилась самым лучшим образом – все семеро стали студентами.

У театра нет головокружения ни от первых наград, ни от благожелательности прессы (в том числе и российской). Его обучаемость и благодарное внимание к профессиональной науке отмечает каждый специалист, который работал с новошахтинским коллективом.  Такую увлеченность и поглощенность театром теперь не часто встретишь. Понятие служения уходит из него; во всяком случае многие артисты, пребывая в штате театров, зарабатывают на жизнь в других местах: на кино-телесъемках, в радиопрограммах, в рекламных агентствах, на презентациях и, наконец, (веяние времени!) - на корпоративных вечерах. Профессиональные затраты на "корпоративках" во много раз меньше, заработок во много раз больше.

У новошахтинцев – исключительно театральная религия, они не всеядны. Они тянутся вверх, как тонкие росточки, высаженные в комнатных кадках и стремящиеся к открытому грунту, к твердой почве. Сродни той, в которую укоренили вишневые деревца в 2004-м году, в Международный день театра. Тогда приехали в шахтерский город коллеги-артисты из других донских театров и заложили сад в память об Антоне Павловиче Чехове под самым боком дома, который, кажется, еще недавно катастрофически разрушался.

Театр искал для себя знак, художественный символ, который помогал бы ему расти. Как всякий молодой организм, он переживал эпоху романтизма. Он чувствовал себя допущенным в мир особых отношений с другими людьми, где позволено стоять на возвышении и говорить от имени Гоголя, Лескова, Чехова – в трезвом понимании того, что это еще надо заслужить.

"Очарованного странника" Н.Лескова, спектакль "День без даты" по мотивам произведений Н.Гоголя и драматическую новеллу по рассказу А.Чехова "Черный монах" театр назвал трилогией о русской  душе. Рассказ о спектакле по Лескову вошел в предыдущую мою книгу, и последующие два стоят того, чтобы остановиться на них подробнее. Режиссер у всех трех – один, Игорь Древалев, и объединены они одним взглядом на современный театр, одним стилистическим ходом, одной манерой работы с актерами.

Он сам пишет инсценировки и музыку, уже одним этим заявляя свой интерес к избранной литературе и свои эстетические пристрастия. Музыка всегда в его спектаклях – часть драматургии: она участвует в развитии действия, она содержательна и эмоциональна.

Программка ко "Дню без даты" имитирует книжную обложку с обгоревшими, но все же уцелевшими краями – "рукописи не горят". Режиссер легко вызывает у зрителей эту ассоциацию. Она подготавливает и естественный прием предложенного постановщиком сюжетного хода: некий чиновник (Михаил Сопов), человек трезвого ума, живущий в неверии и скепсисе, разбирает рукописи умершего писателя, все более увлекаясь его историями. Панночка (Александра Сопова), лишенная в этой версии зловещих черт, становится своеобразным гидом чиновника, поднимая его к небесам и открывая перед ним целый мир. Гоголевские персонажи: Явтух, Спирид, Дорош, лихая баба, майор Ковалев, уездные помещики, служащие департамента, злодеи  - проходят перед ошеломленным взором чиновника. К одним он подсаживается из любопытства, за другими наблюдает с осторожностью, стараясь быть не замеченным ими; к третьим проявляет участие, а то и внедряется в сюжет, становясь то Хомой Брутом, то ловцом мертвых душ… Люди загадочны и непостижимы - мелочны или щедры, живут с душой нараспашку или скрытничают, с Богом в сердце или без царя в голове.

Постановщик разворачивает перед нами карнавал жизни: персонажи в масках, невероятных париках и платьях, далеких от повседневности, бывают схожи с марионетками. Они ходят то семеня, то приплясывая, точно кто-то невидимый руководит ими, забавляясь.

Сверху дворцы и храмы Петербурга (сценография Юрия Сопова) кажутся игрушечными, но страсти здесь бушуют подлинные, и одной из самых щемящих историй становится смертельное приключение Башмачкина (Сергей Недилько), с которого разбойники не снимают шинель, а пугают, выказывая всяческое презрение. Лишившийся сил Акакий Акакиевич в изнеможении присаживается на постамент, замирая в позе скульптурного изображения Гоголя. Чиновник участливо поправляет на нем пелерину и полу шинели, и Башмачкин тихо умирает – не от того, что воры украли так дорого доставшуюся ему шинель, а от унижения и людского жестокосердия.

Потрясенный всем увиденным: неисчерпаемостью жизненных сюжетов, сложностью человеческих отношений, необъяснимым движением судеб, -Чиновник приходит к мысли об устройстве мира по законам высших сфер, приходит к вере, без которой трудно оградить себя от зла.

Работая с новошахтинскими студийцами во второй раз и зная возможности каждого, Игорь Древалев дал им в помощь пластически разработанные мизансцены. "День без даты" –  режиссерский спектакль, но увлеченные молодые артисты так благодарно откликнулись на доверие, так стремились воплотить непростую художественную задачу, что в итоге увлекли и зрителей необычным Гоголем.

Взявшись за "Черного монаха", И.Древалев возложил на плечи исполнителей более тяжелую ношу. И здесь неземная мощь и духовная высота музыки (часть ее написана Игорем, а также использованы "Серенада" Г.Браги, "Ныне отпущаеши" М.Строкина), сад с висячими и раскачивающимися ветвями, пахнущий дымком костра (сценография Юрия Сопова), создавали атмосферу той тайны, которую напрасно тщится разгадать  Андрей Коврин (Михаил Сопов), стремительно, точно летя со страшной горы, проживающий отпущенный ему срок. Но все же не хватило актерского (наверняка и жизненного) опыта, чтобы передать глубину религиозных переживаний, душевные усилия, сопровождающие странное общение Коврина с Черным монахом (Алексей Кривенко).

Все участники спектакля работали над ним истово, ища потайной смысл каждой сцены, каждой реплики, пытаясь освоить ритм чеховской прозы и почувствовать себя в нем не чужими. Какие бы огрехи ни несла трилогия о русской душе, она стала неоценимой школой для молодых людей, которые преодолевают путь к избранной профессии с упорством и желанием зачерпнуть поглубже. Если ко всем сложностям этого пути добавить и то, что режиссер, приглашенный на постановку, лишен возможности видеть жизнь спектакля, поддерживать всякий раз его конструкцию, смысл и дух, не приходится удивляться тому, что спектакль по мере проката то возьмет высоту, то "просядет", потеряет упругость.

Опыт выезда театра на областные декады показал, что его работы трудно оторвать от родной сцены – камерной, теплой, обжитой. Думается, что спектакль по монопьесе Е.Гришковца "Одновременно" именно в этом варианте возможен был только в своих стенах. Спектакль-исповедь новоиспеченного, как Адам, молодого человека, при свидетельстве зала постигающего парадоксальный мир – то милосердный, то колючий. А кто, кроме новошахтинских зрителей, мог бы заметить и считать режиссерский прием, связавший все три спектакля: "Очарованный странник", "День без даты" и "Черный монах"? Коза из "Странника", молоком которой Голован поил свою воспитомку; гоголевские персонажи, решительной поступью пересекающие садовые аллеи, – все они существуют на границе яви и сна,  а магистр философии Коврин не в силах соединить в единое целое пригрезившееся и реальное.

Но театр рискует отрываться от родной сцены. И на довольно длительные расстояния. Например, в Париж, где они показали спектакль "День без даты" и представление-клоунаду для детей "Что такое этикет?" на международном фестивале "Русское слово, русская душа". И новый спектакль по Чехову "Чайка", поставленный режиссером из Стерлитамака Игорем Черкашиным, даст Бог, увидят не только новошахтинцы.

"Вы пытались сделать социальный срез зрительской аудитории? Понять, кто из горожан приходит к вам? Чего хочет, чего ждет?"

" В театр приходит молодежь – школьники, студенты филиалов Южного федерального университета, Московского юридического института, Новочеркасского политехнического, учащиеся горно-экономического техникума. Создали совместный проект "Театр-университет": студенты филиала работают у нас в театре, осваивая азы актерской профессии.

Немало пенсионеров приходит в театр, малообеспеченных людей. В городе любят семейные походы к нам. Пользуются успехом детские спектакли.

Пару раз мы проводили анкетирование и хотим поддерживать эту форму общения со зрителями. Начать со школьников. Кто сказал, что для них – только сказки? Попробовали привести их на Гоголя, Чехова. Да вы сами видели – смотрят!"

Я не только видела это, но и участвовала в конференциях после спектакля. Светлана обращается к зрителям: "Кто живет на поселках, может потихоньку выйти – мы не обидимся; ведь туда добираться долго". Все остаются на месте, берут в руки предложенный микрофон и начинают почти всегда одинаково: "Я красиво говорить не умею" - и, как правило, высказывают свои впечатления о спектакле умно и толково. Примерно через час несколько человек на цыпочках выходят через боковые двери. Остальные не покидают зал до конца конференции.

Театр живет, потому что он нужен городу. Оба потихоньку набирают силу. Город становится на ноги, создает рабочие места, обучает молодежь, а театр-студия, сочетая молодую дерзость и практицизм, настойчиво продолжает искать альянс с профессиональными режиссерами и педагогами, которые полюбят шахтерский город и поверят в труппу.

из книги Людмилы Фрейдлин  "Театр с главного входа",  стр. 286-294

(Ростов-на-Дону ЗАО "Книги" -2009 г)

 


Отзывы зрителей
Для того, чтобы оставлять комментарии, войдите или зарегистрируйтесь.